Люди

Борис Волгин: Мы боролись с радиацией, не думая о себе

5 апреля 2016 года

 

В апреле этого года исполняется 30 лет аварии на Чернобыльской АЭС. В тот весенний день многообещающий и казавшийся надежным «мирный атом» в одно мгновение обернулся коварным врагом. Чернобыль стал всеобщим знаком беды и территорией подвига. Среди тех, кто сдерживал страшную угрозу, был подполковник в отставке Борис ВОЛГИН. О тех днях он рассказал корреспонденту «КВ».

 

В начале пути

- Борис Константинович, как вы стали профессиональным военным?

- Родился я 26 января 1949 года в Светлогорске Калининградской области. Отец – фронтовик, мать – медицинский работник. Я окончил школу и, как многие ребята, решил стать военным. Поступил в Саратовское военно-химическое училище. Тогда оно было единственным такого профиля в стране. Свежеиспеченным лейтенантом отправился в Уссурийск, это на Дальнем Востоке. Стал командиром взвода спецобработки, затем командиром роты. Служба шла хорошо. Все проверки мои подразделения сдавали на «хорошо» и «отлично».

- То есть, перспективный офицер, прямая дорога к генеральским звездам?

- В 1975 году меня даже наградили орденом «За службу Родине» третьей степени. Военных химиков вообще-то награждали редко, и это было событием в нашей части. И тогда же меня направили в Костромское училище химзащиты, назначили командиром 6-й роты курсантов. Я был активным, энергичным, наша рота стала лучшей по строевой подготовке. К тому времени уже был женат, сын у нас с женой Наташей родился. Вот я уже и майор, в 1982 году поступил в Академию химзащиты имени Тимошенко.

- И тут грянул Чернобыль…

- Когда случилась авария на Чернобыльской АЭС, я оканчивал академию. Защитил диплом, получил назначение в Прикарпатский военный округ на должность начальника химической службы отдельной ракетной бригады, мне дали жилье во Львове. Прослужил там немного, и в октябре 1987 меня направили в Чернобыль.

 

Под стенами реактора

- Авария произошла в апреле 1986 года, вроде дружно взялись за ликвидацию последствий, над взорвавшимся четвертым блоком соорудили саркофаг. А оказывается, работы велись еще месяцы и годы спустя?

- Что вы, в конце 1987 года работы были в самом разгаре! Меня назначили командиром батальона спецобработки, который базировался в поселке Новая Радча, это примерно в 70 километрах от АЭС. Личный состав был укомплектован и кадровыми военнослужащими, и большим количеством так называемых «партизан». Они были призваны на военные сборы и направлены в Чернобыль. Возраст – не моложе 32 лет, и, как правило, все мобилизованные уже имели детей.

- И как было у них с дисциплиной, у этих «партизан»?

- Это просто уж слово такое у нас прижилось в армии, но свои задачи призванные из запаса выполняли отлично. Дисциплина поддерживалась на самом высоком уровне. Замполитом у меня был Николай Кика, «на гражданке», он работал председателем сельсовета, очень надежный и дельный человек.

- А какие задачи выполнял батальон?

- Мы работали на четвертом энергоблоке, том самом. В основном это был вывоз радиоактивного мусора и работы по восстановлению саркофага, замена зараженного выше допустимых норм грунта на различных объектах вокруг станции. Для этой цели ежедневно в две смены на станцию из батальона выезжало 150 человек. Остальная часть личного состава работала в ближайших селах - снимала зараженный грунт, разбирала брошенные дома или производила дезактивацию с помощью специальных машин АРС-14.

 

С риском для жизни

- Вы и ваши подчиненные понимали, что это опасно, что можно получить облучение?

- Конечно, все понимали, чем это может грозить. Но для кадровых военных это был приказ, мы все принимали присягу. Врагом была радиация, она угрожала мирным жителям, и надо было защищать от нее Родину. Иногда говорят, что ликвидаторам платили какие-то огромные деньги. Поверьте, материальный вопрос был не на первом месте. Можно было за неделю нахватать предельных доз, и где был бы этот заработок? Сознательность преобладала, чувство долга.

- Какими вы пользовались средствами защиты?

- В то время ничего эффективного придумано еще не было. Люди приходили на блок, 30 минут работали, выходили и сразу вытряхивали одежду, это было обязательно. И потом шли на санобработку. А на их место выдвигалась другая смена. Были так называемые «лепестки» на лицо, респираторы РМ-2, но они защищали только дыхательные пути. А ведь радиация осаждалась с пылью на одежду, обувь.

- Потом обмундирование проходило дезактивацию?

- Обязательно, каждый день. Для этой цели мы имели экстракционную полевую автомобильную станцию ЭПАС. У нас на базе была хорошая баня с парной, мойся в любое время. И в неограниченном количестве минеральная вода.

- Иногда приходится слышать, что радиацию из организма хорошо выводит алкоголь. Стакан спирта выпивай каждый день, может быть, выживешь. А как в действительности?

- Категорически было запрещено употребление спиртных напитков. Посты комендатуры стояли на всех дорогах и проверяли на этот счет все машины. А что касается медицинской стороны – нет, алкоголь от радиации не спасает, это заблуждение.

- На какой срок рассчитывалась командировка?

- Порядок был такой. Определенная доза должна быть набрана. Если человек выезжал на 4-й блок, то за один выезд ему записывалась 0,1 бэра. Если на село – 0,01 бэра. Поэтому все старались, чтобы быстрее отпустили, попасть в команду на станцию. Условия такие – получаешь 10 бэр, и командировка заканчивается, свободен. Но доза определялась не медицинским путем, а расчетным. Дозиметров у нас не было. Человек не знал, сколько он в реальности получает.

 

Себя не берег

- Как дальше ваша военная биография сложилась?

- Я стал старшим преподавателем военной кафедры Львовского государственного университета имени Франко. Потом на курсы гражданской обороны перешел, начались болезни. В 1999 году я вернулся в Кострому. У меня была 100-процентная потеря трудоспособности, я инвалид второй группы.

- Это последствия той самой командировки?

- Да, так определили врачи.

- Расположение части было, как вы сказали, в 70 километрах от очага. Ваши подчиненные каждый день ездили туда и обратно. Но вы-то могли бы руководить работами с базы?

- Совесть не позволяла. У меня набралось около 90 выездов на сам блок. А еще и деревни надо было объезжать, там тоже у меня люди работали. И я все время с ними был. Хотя мне говорили: «Ты меньше туда с ними лазай, поберегись», но я не мог. Я даже рождение сына чуть не пропустил.

- Расскажите…

- В ноябре 1987 года, я уже полтора месяца в командировке пробыл, меня встречает зампотех и говорит: «Поздравляю, у вас сын родился!» - «Какой сын?» – спрашиваю. А у меня жена как раз была в положении, когда я уезжал, на восьмом месяце. И вот представьте: я так замотался, что умудрился забыть! И меня на 5 дней из Чернобыля отпустили. Приехал во Львов, забрал из роддома жену. И опять уехал в Чернобыль.

- У вас есть награды за участие в ликвидации чернобыльской аварии?

- Сейчас расскажу. Нашему батальону был придан пункт специальной обработки (ПУСО). Вся техника, возвращавшаяся из 30-километровой зоны, должна была сначала пройти обработку в этом ПУСО. В большом боксе машину или трактор мыли щетками со всех сторон водой, с добавлением щавелевой кислоты. Затем ее проверяли на радиоактивность, был дозиметрический пост с приборами (ДТП-5), и уже после этого выпускали дальше. И вот приезжают люди из Москвы, говорят, тут у вас кран-робот есть, на вашей территории…

- Что за кран-робот?

- Когда ставили над блоком саркофаг, то использовали эти самые роботы, потому что крановщик там сразу бы получил смертельную дозу. А московским начальникам этот использованный кран-робот зачем-то потребовался, надо было провести его дезактивацию, они даже нам премию за это пообещали. Там была запредельная радиация, мы долго с ним возились. Ну, я вскоре уехал, меня сменили. А через полгода приходит мне по почте денежный перевод на 300 рублей. Оказалось, это премия за тот кран-робот.

- И это была вся ваша награда за Чернобыль?

- Да, других не получал. Но я ведь в армию не за наградами шел.

- Спасибо, Борис Константинович. Не только за беседу. Просто – спасибо.

Сергей ЛАВРЕНТЬЕВ

Фото из архива подполковника Волгина

 

В тему

Бэр - единица облучения, эквивалентная 1 рентгену, применяется для оценки опасности ионизирующего излучения для человека.